Una forchetta челябинск
Серианни, НПР рассматривается и как синтаксическая конструкция, и как стилистический прием. Верги Семья Малаволья эта конструкция полноправно входит в язык итальянской художественной прозы. Please stay us up to date like this. Даты Tempo.
Виноградова, Р. Говорухо, К. Долинина, Анны А. Зализняк, Л. Ивановой, И. Кобозевой, И. Ковтуновой, H. Кожевниковой, Е. Кусько, Н. Максимовой, Е. Падучевой, В. Плунгяна, Н.
Поспелова, Л. Соколовой, Б. Успенского, Н. Шведовой, В. Шмида, Л. Якубинского, Ш. Балли, Э. Каларезу, Э. Кане, Г. Картаго, П. Дардано, Дж. Херкцега, В. Лульи, Б. Мортары Гаравелли, Л. Шпитцера, Н. Отбор производился интуитивным путем с позиции читателя, воспринимающего разные голоса в тексте. Хронологические рамки исследуемого материала обусловлены историческими особенностями развития итальянского нарратива, в котором c конца ХIХ в.
НПР оказывается одним из самых ярких синтаксических явлений [Dardano 37]. Использование в качестве примеров конкретных произведений, начиная c романа I Malavoglia Джованни Верги, связано с тем, насколько тот или иной автор в поисках средств передачи, прежде всего внутренней речи персонажа, желает способен абстрагироваться от модусной рамки нарратора. Методы исследования определяются целью, задачами и отобранным материалом.
Использованы метод контекстуального анализа и описательно- аналитический метод, включающий совокупность приёмов наблюдения, сопоставления и теоретического обобщения результатов анализа языкового материала при использовании синтаксического, структурно-семантического, функционально-грамматического и лингво-прагматического анализа.
Основные положения, выносимые на защиту: 1. НПР представляет собой сложную синтаксическую конструкцию с признаками прямой и косвенной речи, возникшую в результате интерференции текстов нарратора и персонажа. В итальянском языке НПР структурно ближе к косвенной речи.
НПР является одним из четырех способов включения речи персонажа в текст. По содержанию и синтаксическому оформлению НПР отличается от речи нарратора, в которую по замыслу автора могут включаться тексты персонажей. Транспозиция глагольных и местоименных форм текста персонажа происходит по-разному в зависимости от типа нарратива, в котором функционирует НПР. В любом случае субъектом «чужой» речи оказывается не-первое лицо.
Маркерами НПР в тексте нарратора являются предикаты, указывающие на субъект повествования переданной речи. Если эти предикаты эксплицированны, то читатель без труда определяет субъект НПР. При отсутствии прямого указания на субъект повествования с помощью вводящего предиката, НПР можно выделить благодаря дискурсивным маркерам вводимого высказывания, а также дейктическим и синтаксическим особенностям вводимого высказывания; 7. НПР — один из способов компрессии информации в тексте.
Прагматическими особенностями НПР являются особое функционирование в тексте дейктических элементов и способность НПР передавать диалог.
Структура диссертационного исследования обусловлена его целью и задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав с выводами, заключения, библиографического списка из наименований из них 68 источников на иностранных языках и списка источников примеров из 37 наименований. Бахтин, согласно которому первым в зарубежной лингвистике проблему НПР затронул А.
Тоблер в г. С его точки зрения НПР - это «своеобразное смешение прямой и косвенной речи» [Там же]. В это время литература стремится проникнуть в подсознание, исследует сферу инстинктов, по-новому трактует биологическое в человеке. Автор-повествователь, безусловно, не утрачивает своего первостепенного значения, но он не считается «всевидящим и всеведующим демиургом» [Шабловская 17].
Развитие НПР в литературе напрямую связано с желанием писателей приблизиться к наиболее адекватному отражению речи и мыслей рефлексирующего персонажа. Таким образом, появление двух направлений изучения НПР, структурного и стилистического, уже в начале XX в. При структурном грамматическом подходе НПР рассматривается как промежуточное звено между прямой и косвенной речью. В этом случае, прежде всего, выделяются грамматические признаки этой конструкции, отличающие ее от других видов передачи «чужой» речи.
В первой работе впервые в языкознании вводится термин style indirect libre, где прилагательное libre значит «независимая» в синтаксическом плане. Сторонником противоположного подхода в исследованиях НПР был основатель школы эстетического идеализма Карл Фосслер, который в первую очередь призывал уделять внимание стилистике художественного произведения. В зарубежном языкознании НПР начинает активно изучаться после выхода работ Ш.
Балли, вызвавших оживленную полемику, в которую включились Т. Калепки, Э. Лорк, Г. Лерх, Л. Шпитцер, М. Липс, Ш. Тодеманн подробный разбор см. В отечественном языкознании впервые на НПР обратил внимание П. Козловский в работе О сочетании предложений прямой и косвенной речи в русском языке, назвавший эту языковую конструкцию «утонченным эпическим приемом новейшего времени».
Козловский применил к НПР термин «фигуральная речь» П. Козловский — цит. Впоследствии его работа была забыта. В е гг. Выделенные на тот период признаки 3-е лицо субъекта высказывания НПР в третьеличном нарративе, сохранение модальных и временных признаков в переданном высказывании по типу косвенной речи, сохранение экспрессивных элементов первоначального высказывания, отсутствие вводящих глаголов и изъяснительного союза между вводящей и вводимой частями легли в основу многочисленных трактовок НПР при дальнейших исследованиях.
Необходимо оговориться, что при определении НПР не следует отталкиваться от «первоначального высказывания» высказывания в прямой речи, которое мог бы произнести персонаж в реальной коммуникации , поскольку оно не существует, но возникает как следствие в сознании читателя, осмысливающего и выделяющего субъект повествования в тексте.
НПР нельзя определять как механическое смешение прямой и косвенной речи, так как она представляет собой особый вид воспроизведения высказывания, отличительная черта которого - объединение признаков самостоятельного предложения с грамматическими признаками зависимой предикативной синтагмы [Алисова ].
В отечественном языкознании в е - е годы ХХ в. Бахтина и В. НПР в его работе не рассматривается как механическое смешение форм прямой и косвенной речи. С его точки зрения НПР — это «совершенно новая, положительная тенденция активного восприятия чужого высказывания, особое направление динамики взаимоотношения авторской и чужой речи» [Там же: ]. Его работа, во многом контурная, «эссеистическая», является, однако, наиболее цитируемой в современных исследованиях «чужой» речи.
С точки зрения Н. Арутюновой обзор и анализ проблемы «чужой» речи, сделанный М. Бахтиным в г. После М. Бахтина НПР некоторое время рассматривается как самостоятельная повествовательно-грамматическая структура, играющая важную роль в формировании поэтики литературного произведения. Большое внимание уделяется изучению стиля отдельных писателей, взаимодействию автора и персонажа, а также проблемам сказа, стилизации, пародии, полифоничности.
В работах В. Виноградова НПР - это художественный прием с широким спектром изобразительных возможностей, начиная от передачи восприятия, точки зрения персонажа и кончая фрагментами его речи — лексикой и фразеологией, вкрапленной в повествование автора.
Виноградов характеризует НПР как «сложную комбинацию повествовательного языка с формами внутреннего мышления самих персонажей» [Виноградов ]. По мнению ученого, формирование НПР имеет прямую зависимость от принципов построения образа автора и образов персонажей в художественном произведении. В русской художественной литературе возникновение НПР В.
Виноградов связывает с басенным творчеством И. Обращаясь к синтаксическим особенностям этой конструкции, В. В русском языке переход от точки зрения повествователя к точке зрения рассказчика осуществляется за счет чередования форм совершенного и несовершенного вида глаголов подробнее см.
Кроме смешения временных планов, субъективная модальность НПР достигается за счет «синтаксической изобразительности»: введения в повествовательный стиль синтаксических конструкций разговорной речи, разнообразных структурных элементов устной диалогической речи, отражающих переход к другому субъектно- речевому плану. В более поздней работе В.
Виноградов указывает на роль НПР при включении в нарратив устной разговорной речи: субъектно- экспрессивное варьирование изложения, смешение и слияние повествовательного стиля с чужой речью открывают широкий доступ в литературный язык национально-бытовому просторечию и формам разговорного синтаксиса [Виноградов ]. Следующим периодом исследования НПР в зарубежном языкознании можно считать е гг.
В большинстве своем это немецкие исследователи: М. Коэн, Й. Вершоор, А. Нойберт, С. Ульман, X. Миллер, Г. Зайдлер и другие. В это время уже не столь остра полемика по поводу наиболее подходящего термина для обозначения этого вида переданной речи, как в первый период ее исследования.
Интерес сосредотачивается в основном на формальных признаках НПР, на отдельных разновидностях НПР и на характеристике этих разновидностей. НПР исследуется не просто как изолированная грамматическая форма, а как определенный стилистический прием в нарративе. Среди работ о НПР этих лет можно отметить исследования А. Нойберта [Neubert ] на материале английского языка и венгерского итальяниста Дж.
Херкцега [Herczeg ]. Эти авторы связывают возникновение и развитие НПР с психологизацией нарратива: в английской литературе под влиянием «потока сознания», в итальянской — под влиянием веризма5. Кроме указанных работ можно также упомянуть П.
Родригес - Паскес [] на материале испанского языка, У. Брондум - Нильзен [] на материале датского языка6. Заслуживает внимания также 5 Подробный разбор работы Дж.
Херкцега см. Вердина Диаса "Введение в свободно- косвенную речь в испанском языке" [], детально разобранная в диссертации Ивановой [ ]. Поскольку наиболее интересные зарубежные работы, посвящённые НПР, изложены или нашли свое отражение в ряде исследований отечественных лингвистов [Андриевская , ; Сахарова ; Кусько , Иванова , Шарапова , Труфанова ], мы не будем на них останавливаться.
Следует, однако, коротко коснуться работ отечественных авторов. Идеи В. Виноградова явились стимулом к дальнейшему анализу «чужой» речи в отечественном языкознании.
В это время в отечественной лингвистике появляется немало работ, в которых НПР изучается в разном объеме и с разных позиций. Так, Н. Шведова рассматривает НПР как явление «промежуточное между языковой категорией и стилистическим приемом» [Шведова ], И. Поспелов, анализируя синтаксические особенности НПР, указывает на ее отличие от свободной косвенной речи [Поспелов ]. Андриевская называет НПР «целостно-единой лингвостилистической категорией», которую необходимо рассматривать «в плане широкого контекста организуемого ею сверхфразового единства, где она выступает как ведущая конструкция, растворяющая в себе и осмысливающая сочетаемые с ней единицы узкого контекста» [Андриевская ].
В монографии Г. Чумакова, посвященной синтаксису конструкций с чужой речью, НПР, обладающая специфическими семантическими и синтаксическими свойствами, рассматривается как один из способов включения «чужой» речи в художественное повествование [Чумаков ]. Дальнейший всплеск внимания к НПР в х гг.
Успенского [], его разработкой проблемы «точки зрения» в рамках литературно- художественных произведений. Успенский определяет НПР как синтез прямой и косвенной речи, «т. Совмещение нескольких точек зрения возможно как в пределах повествования, так и внутри одного предложения; это особенно характерно для устной речи, «когда невольно становишься на точку зрения того, о ком рассказываешь».
Успенский относит возникновение НПР к Xв. Необходимо отметить, что Б. Успенский употребляет термин НПР в узком смысле: «для обозначения явления переходного между прямой речью и косвенной, то есть такого явления, которое можно определенными операциями превратить с той или иной степенью точности как в прямую речь, так и в косвенную» [Успенский ].
Поскольку конструкция НПР универсальна, современные лингвистические исследования сосредоточены не только на материале русского языка - Л. Цзюань , С. Ригато , И. Труфанова , В. Сысоева , Е. Беличенко , Ч. Цзин , Г. Петросян ; но также и на материале башкирского — Г. Гареева , английского - Н. Бабаликашвили , С.
Чугунников , Н. Герасимова , Ю. Шарапова ; немецкого - Е. Кусько , , А. Бровина , О. Омелькина ; испанского Л. Иванова ; французского - Л. Гагарина ; итальянского — Р. Чималья и даже японского языков — Я. Судзуки Проблематика изучения НПР со временем становится более обширной, исследования ведутся не только в пределах высказываний НПР, но и с учетом окружающего контекста, а также контекста произведения в целом. Также заслуживает внимание исследование Джона Артура Льюси [Lucy ], посвященное переданной речи, где говорится об истории возникновения НПР в европейской литературе, об универсальности этого явления для европейских и других языков, о невозможности происхождения НПР из одного авторского источника долгое время таким источником считался Флобер и, следовательно, о невозможности существования НПР в разговорной речи.
К интересным выводам приходят П. Диксон и М. Бортолусси в работе I metodi della psiconarratologia []: НПР оказывается одним из приемов воздействия на читателя и показателем рассказчика мужского пола.
Работы, посвященные НПР в итальянском языке, как и работы, рассмотренные выше, в общих чертах можно разделить на две группы: те, в которых исследователи опираются на достижения Шарля Балли, когда их внимание сосредоточено на структурных составляющих НПР и те, в основе которых лежат идеи Карла Фосслера.
Сторонники последнего пытаются либо понять причину использования НПР конкретным автором, либо определяют меру ее воздействия на читателя. Подобный подход в свое время вызвал субъективизм и произвольность стилистических оценок, отразившихся на многообразии терминов, призванных выразить сущность явления НПР пережитая речь, подражающая речь, речь как факт, несобственно-прямой стиль и др.
Одним из последователей К. Фосслера был австрийский лингвист и литературный критик Лео Шпитцер, именно он первый обратил внимание на НПР в итальянской художественной литературе.
Подобно К. Фосслеру, Л. Выделение основной идеи или темы всего текста при первом прочтении подтверждалось или опровергалось дальнейшим анализом его фонетических, лексических и синтаксических особенностей [Арнольд ].
В г. Шпитцер выступает с опровержением гипотезы последовательницы Ш. Балли Маргарет Липс. В своей монографии Le style indirect libre [] М. Липс утверждала, что НПР возникла из-за эллипсиса союза que che в итальянском. Шпитцер, напротив, связывал исчезновение этого союза и возникновение НПР, не с грамматикой, но с эстетикой: «Как и любой другой стилистический элемент НПР выделяется своим назначением и своим отношением к общему контексту, она является частной интерпретацией состояния души и духовного мира рассказчика» цит.
Вопрос происхождения НПР неоднозначен. Шпитцер считает, что своим возникновением НПР обязана разговорному языку. В статье г. Верги I Malavoglia Семья Малаволья , он связывает появление НПР с проникновением в нарратив разговорных диалектных или неправильных форм. Таким образом, НПР позволяет рассказчику, не снимая ответственность за повествование, передавать свои мысли через «рассудок и сердца своих персонажей» [Baci- Pop 4]. Однако в статье Genesi del «discorso rivissuto» e suo uso nella narrativa italiana г.
Николы Виты показано, что НПР имеет литературные корни, а не народное происхождение. Первые примеры НПР в итальянском языке Н. Вита выделяет в Novellino к. XIII в. Но утверждается эта конструкция в художественной прозе XIXв. Вита, рассматривая прозу Г. Деледды, А. Фогаццаро, Л.
Пиранделло, А. Панцини, К. Алваро, Л. Биджаретти, А. Моравиа, делает вывод, что в ХХв. Использование «пережитой речи», именно так Н.
Вита называет НПР, предполагает два условия: грамматико-синтаксическую свободу писателя грамматический фактор и его полное присоединение к жизни персонажа эстетический фактор.
Но относительная свобода в плане лексики и синтаксиса между текстом нарратора и текстом персонажа становится возможной с появления нового направления в итальянской литературе - веризма. Если раньше традиционными формами в прозе были собственно нарратив, принадлежащий полюсу нарратора, и форма высказывания, принадлежащая полюсу персонажа, то в определенный момент писатель например, Ж.
Следовательно, НПР родилась из-за чисто художественной необходимости, когда писатели стали стремиться, с одной стороны, приблизиться к своему персонажу, а с другой стороны, отстраниться от него, чтобы сделать повествование объективным.
Вновь обращаясь к двум направлениям исследования НПР структурному и стилистическому , следует отметить, что для Н. Виты «discorso rivissuto» — это факт эстетики, спонтанная форма выражения, появившаяся не из-за механизмов грамматики, но в силу художественной 7 Вопрос веризма и психологизма в итальянской литературе рассматривается в [Антонова ]. Примеры тому можно найти в прозе Верги, Фогаццаро, Пиранделло и т. Благодаря использованию НПР писатель может достичь большего воздействия на читателя: «пережитая речь захватывает его и держит в напряжении более, чем на это способны прямая и косвенная речь» [Ibidem].
Несмотря на очевидные достоинства работы Н. Виты, состоящие в подробном рассмотрении истории развития НПР, выделении нескольких типов НПР в зависимости от наличия или отсутствия интродуктивных элементов, часть его выводов вызывает сомнение. Например, с точки зрения исследователя, некоторые отрывки текста с НПР более очевидны при слуховом восприятии [Ibidem: 6].
Но следует заметить, что декламация какого-либо текста в любом случае требует предварительной работы читателя. В случае с НПР читатель, как за счет формальных грамматических элементов, так и за счет контекстуальных признаков, относит отрезки текста то к нарратору, то к персонажу, и только потом при произнесении выделяет их голосом.
Кроме этого «множество подтипов» НПР, выделяемых исследователем, четко не классифицированы. Так, анализ примеров итальянской прозы основан на количественном соотношении НПР «сказывательного» типа в повествовании от 1-го лица с «нарративным» типом в повествовании от 3-го лица и НПР, передающей слова персонажа, с НПР, передающей мысли персонажа.
Если не ясно, кому принадлежит отрезок текста: нарратору или персонажу, Н. Вита относит его к «ограничительному наррационному типу» [Ibidem: 13]. На наш взгляд, рассмотрение НПР в разных видах художественного повествования и разграничение ее использования при передаче речи или мыслей персонажа указывает не на ее специфику, но на особенность литературного произведения, в котором эта синтаксическая конструкция присутствует.
Кроме того, при анализе примеров, не заостряя на этом особого внимания, Н. Вита выделяет еще один подтип НПР: «пережитая речь» в форме внутреннего монолога, хотя с нашей точки зрения было бы логичнее говорить о внутреннем монологе с использованием конструкции НПР.
Неоднозначным является вопрос места происхождения и географического распространения НПР. Например, Витторио Лульи в работе г. Шпитцер, придерживается теории моногенеза и связывает возникновение НПР с произведениями Ж.
Лафонтена и Г. Напротив, с точки зрения Н. Более того, Н. Вита утверждает, что итальянская НПР более красочна, чем французская и «не имеет никакого конкретного места происхождения вне взволнованной души и творческой фантазии того, кто ведет повествование» [Ibidem]. Таким образом, в вопросе географического распространения НПР Н. Вита придерживается теории полигенеза: НПР начала спонтанно развиваться в разных странах, а не была экспортирована из какой-то определенной страны, например, Франции.
Опираясь, прежде всего, на работы Ш. Балли и Л. Шпитцера, исследователь связывает возникновение НПР со стремлением писателей найти более непринужденные и менее жесткие и сложные синтаксические решения контекстуально-стилистических проблем. Ариосто и Освобожденного Иерусалима Т. Говоря о предпосылках возникновения НПР, Дж. Херкцег обращается к истории итальянского языка и отмечает, что в XVIIв.
Боккаччо, лежащей, как известно, в основе современного письменного итальянского языка «высокого стиля». Но вряд ли конструкция НПР, неотъемлемыми признаками которой являются элементы разговорной речи, могла появиться в тексте, перегруженном риторическими фигурами9. НПР проникает в художественную литературу только тогда, когда ее язык начинает приближаться к обычному разговорному языку, к речи простых людей, то есть в XIXв. Бокаччо см. Обрученных А. Мандзони происходит стилистическая унификация не только в области фонетики и лексики, но также и синтаксиса [Herczeg ].
Таким образом, возникновение НПР Дж. Херкцег в первую очередь связал со стремлением писателей облегчить перегруженный синтаксис итальянской художественной прозы и также с тем, что непосредственное отображение действительности больше не удовлетворяло писателей, так как в этом случае фигура автора практически исчезала из повествования. Нужно было найти лингвистические решения проблемы, позволяющие, с одной стороны, сохранить автора в повествовании, с другой — обеспечить его правдивость и живость, которые могли возникнуть только за счет включения в нарратив элементов, характерных для разговорной речи [Ibidem: 31].
Херкцег обращает внимание на двойственность НПР и выделяет ее грамматические и стилистические особенности. Грамматические особенности - это элементы проксимального дейксиса в современной терминологии , например, наречия времени, не изменяющиеся в описательные конструкции, как это происходит в косвенной речи не il giorno dopo, а domani ; местоимения, указывающие на близость к говорящему questo ; это эллиптические, восклицательные и вопросительные предложения.
Характерными для НПР являются также восклицательные, вопросительные и описательные инфинитивы, последние не развивают действие, не задают хронологической последовательности, а привносят в НПР «инертную идею повторения, создающую впечатление вневременности» [Ibidem: 55].
Imperfetto — это самая характерная для НПР временная форма, также часто используется Trapassato Prossimo. Реже - Presente, Futuro и Congiuntivo. Condizionale Composto в НПР фигурирует преимущественно в качестве согласовательной формы для выражения будущего в прошедшем. Passato Remoto, в свою очередь, - это формальный показатель текста нарратора.
В ряду стилистических особенностей НПР Дж. Херкцег выделяет скопление именных или же синтаксически не оформленных элементов например, междометий , служащих для передачи экспрессивно- диалогической модальности высказывания. Из-за преобладания опорных существительных редко используются глагольные предикаты.
Другими стилистическими характеристиками НПР являются эмоционально окрашенная лексика, образные обороты речи и сравнения. В представлении Дж. Херкцега НПР - это совокупность грамматических и стилистических особенностей, свойственных как прямой, так и косвенной речи: «НПР отражает живую речь, но в то же время вынуждена подчиняться определенным, традиционно довольно строгим, правилам косвенной речи» [Ibidem: 81]. Своеобразным ответом на монографию Дж. Как отмечает сам автор, его работа — это «собрание заметок и экскурсов, сделанных на полях книги», что оправдывает некоторую ее фрагментарность.
Но, несмотря на то, что статья П. Пазолини в некотором роде является рецензией на исследование Дж. Херкцега, уже в самом ее названии, акценты расставлены по-иному: исследование венгерского итальяниста называется Lo stile indiretto libero in italiano, а работа П. Пазолини - Intervento sul discorso libero indiretto. Очевидно, что выделенное прилагательное свободный более существенно для П.
Пазолини при рассмотрении НПР, на что он и сам не раз обращает внимание. Херкцега, первом полноценном лингвистическом исследовании НПР на материале итальянского языка, П.
Пазолини заинтересовали грамматические категории инфинитива и Passato Remoto, а также эстетическая категория — ирония. Инфинитив, с точки зрения П. Пазолини — это «грамматическая форма, необходимая для того, чтобы говорить через говорящего». Поэтому, помимо выделяемых ранее Дж.
Херкцегом функций описания и историчности для инфинитивов, П. Пазолини выделяет также «эпическую» функцию, которая проявляется в «хоральности». Рассматривая Passato Remoto, П. Пазолини полемизирует с Дж. Херкцегом по поводу того, что это время редко встречается в НПР по сравнению c Imperfetto. Существуют произведения, целиком состоящие из НПР, где Passato Remoto неизбежно появляется в лингвистической системе персонажа, выступающего в роли рассказчика.
В этом случае писатель с самого начала отказывается от роли рассказчика и сразу же погружается в своего персонажа, повествуя обо всем через него.
Подобное замечание, с нашей точки зрения, не оправдано, так как произведение, написанное от первого лица, не представляет собой НПР. Если в нем содержится этот тип «чужой» речи, то на него указывают четкие грамматические показатели, создающие текстовую интерференцию10, один из них — это Passato remoto, вводящее НПР.
Далее П. Пазолини обращается к иронии, полемизируя с Л. Шпитцером, рассматривающим эту эстетическую категорию в качестве доминирующего и основного признака НПР Пазолини считает, что ирония заключается не в «добродушной критике» какого-либо персонажа, а в «лингвистической симпатии» курсив мой — Е.
Обращаясь к вопросу возникновения НПР, П. Пазолини настаивает на том, что первым в итальянской литературе ее начал использовать Данте Алигьери. Пазолини понимает подражание автора языку, свойственному определенному кругу общества: элите — в песне о Паоло и Франческе, низам общества — в ряде других случаев. Пазолини называет такую НПР «эмблематической и стилистически оправданной», и отмечает, что грамматически она оформится позже.
Под текстовой интерференцией понимается явление, при котором «формальные, грамматические, стилистические, оценочные и тематические признаки, имеющиеся в высказывании, указывают не на одного говорящего, а относятся то к рассказчику, то к герою» [Шмид ]. НПР, в свою очередь, самое важное и характерное проявление текстовой интерференциии [Schmid ]. С точки зрения П. Пазолини, НПР появляется, когда персонажи не соответствуют социальному статусу своего создателя.
Критически отозвался на рассуждения П. Следовательно, термин «НПР» становится неоднозначным и ненужным» [Segre ]. В монографии Э. Кане — довольно объемном и значительном исследовании НПР - представлен, прежде всего, стилистический анализ романов выдающихся писателей XX в.
С ее точки зрения, для определения НПР, недостаточно ссылки на то, что в основе этой конструкции лежат определенные формальные грамматические признаки. Исследовательнице интересно понять причину использования этой конструкции конкретным автором. В своей работе Э. Кане опирается на работу Бернардо Террачини [], по мнению которого НПР следует рассматривать в контексте всего произведения. Чтобы уловить «экспрессивную ценность» этого приема Э.
Кане сосредотачивает внимание на стилистическом аспекте проблемы.
В понимании Э. Кане, НПР — это один из формальных элементов, через который проявляется внутренний мир писателя, и который позволяет понять центральные темы его поэтики и его особую интерпретацию мира. Обращая внимание на возникающие в некоторых случаях сложности с выделением НПР, Э. Кане говорит о том, что НПР, с одной стороны, может вести к объективации повествования, когда персонаж оказывается отстраненным от сферы влияния рассказчика.
С другой стороны, когда разница между автором и персонажем пропадает, и план субъективности проникает в план объективности, может возникнуть субъективация повествования.
К подобному заключению приходит и Биче Мортара Гаравелли в статье Stile indiretto libero in dissoluzione? Она замечает, что «с введением новых перспектив, новых значений в повествование, разные варианты речи способствуют взаимопроникновению внутреннего мира автора и внутреннего мира персонажа» цит. Под канонической или традиционной формой НПР Э.
Кане понимает синтаксическую конструкцию, в которой во вводящей части упраздняются интродуктивные глаголы говорения и изъяснительный союз, а во вводимой - используются имперфект, кондиционал, дискурсивные формы междометия и речевые слова и происходит транспозиция наречий, прилагательных и местоимений [Ibidem: 51].
Примеры этой формы НПР Э. Кане берет из романа А. В данном примере формальными показателями выделенной квадратными скобками НПР являются Imperfetto era , Condizionale Composto avrebbe sposato, avrebbe trovato , транспозиция притяжательного местоимения sua и глагольных форм, а также неполные незаконченные предложения, передающие сбивчивость и непоследовательность мысли персонажа.
Недостаток исследования Э. Кане заключается в том, что она, отождествляя понятия внутренний монолог и НПР, приводит некорректные примеры.
Действительно, «большая часть НПР — это внутренние монологи, то есть размышления героя о событиях, не только рассказанных, но и критически пережитых» [Ibidem: 74], но только в том случае если в этих внутренних монологах присутствуют характеристики НПР, самой важной из которой является транспозиция личных местоименных форм по типу косвенной речи.
В следующем отрывке, приведенным Кане в качестве примера на НПР, несмотря на сосуществование в одном синтаксическом целом форм имперфекта, будущего в прошедшем и наречий проксимального дейксиса, отсутствие перевода местоименных и глагольных форм из первого в третье лицо указывает на то, что это не НПР: Era un piacere stare al sole la mattina.
В главе Sprachmishung в переводе с немецкого - смешение языка и диалекта Э. Кане анализирует романы Карло Эмилио Гадды и Лучо Мастронарди, писателей послевоенных лет, у которых наравне с итальянским литературным языком используется диалект Это связано с непосредственным отношением НПР к вопросу соотношения языка и диалекта в художественном тексте: если прямая речь, вносящая голос персонажа в повествование, может быть целиком на диалекте, то в НПР, объединяющей в едином синтаксическом целом голос персонажа и голос нарратора, появляются только диалектные вкрапления.
Персонажи К. Гадды, яркого представителя полилингвизма, говорят на диалекте, включение которого в НПР позволяет читателю отделить голос персонажа от голоса нарратора, несмотря на то, что в романе эти голоса часто смешиваются. То же происходит и в прозе Л. Мастронарди: диалект позволяет смещать планы повествования от нарратора к персонажу и наоборот.
В последней главе Повествование в различных планах Э. Кане анализирует роман Раффаэле Ла Каприа Ferito a morte, в котором большую часть занимают сны и мысли персонажа. В данном случае НПР не отражает, как это было в других романах, стремление автора к реалистичному подражанию: «Ла Каприя пользуется этим приемом для того, чтобы передать реализм полусонного состояния» [Ibidem: ]. Однако большое количество примеров, приведенных Э.
Кане, не содержит критериев, необходимых для выделения НПР: в них нет транспозиции местоимений и глаголов, согласования времен и наклонений по типу косвенной речи. Несмотря на значительный вклад Э.
Кане в изучение НПР, некоторые ее выводы сомнительны, что связано, на наш взгляд, с недооценкой формального анализа при разборе этой синтаксической конструкции. В статье анализируются письма, включенные в прозаический текст художественных произведений. Картаго справедливо указывает на то, что НПР может относиться не только к мыслям, но и к речи персонажей. Наряду с общепризнанными характеристиками НПР, такими как транспозиция местоимений и глаголов из 1-го лица в 3-е, инверсия «хронологической перспективы», использование временных наречий проксимального дейксиса в тексте, относящихся к плану прошедшего времени, она выделяет предложения с разорванными синтагмами в начале периода, инфинитивы, вводные структуры, синонимические удвоения, эмоциональную окраску НПР: «Эти особенности придают гибкость повествованию и вносят отголоски живой речи в художественный текст.
Кроме того, они позволяют автору передать в косвенной форме, но в то же время более свободно, чем это могло бы быть во внутреннем монологе или в прямой речи, чувства персонажа» [Cartago ]. Картаго обращает внимание на то, что в НПР могут передаваться не только устная речь или мысли персонажа, но их письма. Это замечание исследовательницы справедливо, и хотелось бы добавить, что применение конструкции НПР не ограничивается перечисленными случаями, о чем речь пойдет в Главе II и в Главе III.
Применяя методы стилистического анализа, Г. Однако, ввиду отсутствия особых грамматических и стилистических показателей данного типа письма персонажей, приведенные в статье, носят разговорный характер, также как и речь или мысли персонажей, переданные в НПР , выделение его, с нашей точки зрения, не имеет смысла.
В том же году важным событием в отечественной итальянистике стала монография Т. Алисовой Очерки синтаксиса современного итальянского языка. В этой работе затрагивается, в том числе и проблема НПР, которая определяется как «литературная норма, не допускающая замещение позиции диктума в конструкции косвенной речи независимым предложением» [Алисова ].
Алисова справедливо отмечает, что НПР «располагает целым рядом приемов для сохранения экспрессивных характеристик чужой речи при ее косвенном изложении от лица автора или рассказчика. Сущность этих приемов сводится, согласно определению М. Бахтина, к «речевой интерференции» автора и персонажа, к совмещению во фразе «двух интонаций, двух точек зрения», где автор не просто имитирует чужую манеру говорить, но и выражает свое отношение к созданному им образу» [Там же].
Говоря о возникновении специализированной синтаксической модели НПР, Т. Это явление представляет собой «один из примеров обогащения и изменения грамматической системы письменного варианта итальянского языка в результате эволюции литературных жанров и стилей» [Там же: ].
Важным является ее наблюдение о том, что итальянскому разговорному языку эта конструкция чужда. Одной из ярких особенностей этого романа оказываются повторы, которые с точки зрения З. Баха являются одним из маркеров НПР в нарративе, поскольку часто встречаясь в разговорной речи.
Однако краткость работы и сомнительность некоторых примеров не позволяют выделить четкие критерии появления НПР в нарративе. Ее интерес к проблеме «чужого» слова в нарративе был во многом связан с переводами работ М. Бахтина на итальянский язык во второй половине XX в. Феномен цитирования в тех или иных формах, как в письменной, так и в устной речи, замечания Бахтина о том, что говорить о людях, о событиях реального или вымышленного мира невозможно, не учитывая уже сказанное кем-то — все эти идеи повлияли на работы Б.
Мортары Гаравелли, в которых автор опирается на достижения европейской текстологии и включает в себя синтаксический, семантический и прагматический анализ «чужой» речи.
Мортара Гаравелли рассматривает «чужую» речь не в рамках предложения, синтаксической единицы, а в рамках высказывания, единицы, принадлежащей области прагматики и теории речевых актов. На разграничении предложения и высказывания настаивал и М. Бахтин: «Очень многие лингвисты и лингвистические направления находятся в плену смешения [предложения и высказывания], и то, что они изучают как предложение, есть, в сущности, какой-то гибрид предложения единицы языка и высказывания единицы речевого общения » [Бахтин ].
По его словам, только высказывание имеет непосредственное отношение к действительности и к живому говорящему человеку субъекту , а в языке существуют только потенциальные возможности схемы этих отношений. Наиболее интересными из работ Б. Еще в одной статье г. В НПР при пересечении дискурсивных центров нарратора и персонажей такое позиционирование невозможно. Мортара Гаравелли приводит заслуживающую внимания статью Любомира Долежела Vers la stylistique structurale [ ].
В его исследовании, развивающем принципы пражской функциональной стилистики, разбираются пять способов передачи «чужой» речи: прямой стиль, свободный прямой стиль, свободно-косвенный стиль, смешанный стиль и стиль нарратора.
Долежел обращает внимание на полифоничность прозы XXв. Мортара Гаравелли считает, что для полной характеристики «чужой» речи одного синтаксического анализа не достаточно, поскольку требуется также и семантико-прагматический анализ.
С семантической точки зрения «чужая» речь рассматривается в рамках предложения, с прагматической — она изучается как факт коммуникации в рамках речевого акта, предполагающего существование двух дискурсивных ролей: говорящего и слушающего. В НПР, как и в любой другой разновидности переданной речи, в одной синтаксической конструкции присутствуют как минимум два говорящих Г0 и Г1 13 и, соответственно, два принадлежащих им высказывания В0 и В1 , сосуществование которых обуславливает полифоничность текста.
Причем количество говорящих теоретически может быть неограничено Г1, Г2, Г3… Гn. Распределение ролей в конструкциях с переданной речью Б. Условные обозначения принадлежат Б.
Мортаре Гаравелли. В этом примере Г0 — нарратор, Г1 Luigi — одновременно и говорящий1 и слушающий, Г2 Piero — говорящий2. Г0 и Г1 могут обозначать одного субъекта высказывания в случае, если рассказчик передает свои же собственные слова или мысли. Дискурсивные роли в повествовании могут не совпадать с реальными физическими лицами, поскольку высказывание «чужой» речи передается рассказчиком, аналогом говорящего Г0.
Поэтому, Б. Мортара Гаравелли, опираясь на работы О. Такая оппозиция вполне справедлива: в разговорном дискурсе есть говорящий parlante и слушающий ascoltatore , причем высказывание интерпретируется слушающим в присутствии говорящего. В художественном тексте мы сталкиваемся с «неполноценной коммуникативной ситуацией, которая с точки зрения читателя характеризуется отделенностью высказывания от говорящего, а с точки зрения автора — отсутствием синхронного адресата» [Падучева ].
Таким образом, в художественном тексте противопоставление Б. Мортары Гаравелли сводится к различию между адресантами субъектами говорения - locutori и адресатами субъектами восприятия - allocutari. Функционирование дискурсивных ролей в тексте имеет свои особенности в различных формах переданной речи. Мортара Гаравелли разделяет прямые и косвенные формы передачи «чужой» речи. Отличие прямых форм от косвенных состоит в том, что в высказывание Г0 проникает «чужое» высказывание или отдельные его элементы, не подвергаясь синтаксическо-морфологическим изменениям, то есть фактически происходит цитирование «чужой» речи.
При косвенной передаче «чужая» речь трансформируется и как бы «переводится» субъектом вводящего ее высказывания. НПР исследовательница относит к косвенным формам, что соответствует буквальному переводу итальянского термина discorso indiretto libero. Важным в концепции Б. Мортары Гаравелли является также положение о взаимной невыводимости прямых и косвенных форм.
В первую очередь это касается восклицаний, вопросов, эллиптических конструкций, междометий, обращений и т. Таким образом, разделяемое многими лингвистами мнение о первичности прямой речи по отношению к косвенной и к другим видам переданной речи неправомерно. Кроме того, прямую речь Б.
Мортара Гаравелли называет формальным способом передачи информации, так как в этом случае переданная речь формально эквивалентна первоначальному высказыванию, а косвенную речь — смысловым способом, так как косвенная речь содержит в себе только смысл первоначального высказывания. Несмотря на вполне справедливые замечания Б.
Мортары Гаравелли по поводу несоответствия первоначального высказывания конструкции прямой речи, на наш взгляд, при изучении разных способов передачи «чужой» речи в тексте, прямую речь следует считать своеобразной точкой отсчета, так как именно прямая речь «обладает максимальной концентрацией базовых признаков «чужой» речи: наиболее высоким потенциалом выполнения ведущей функции — представления своего и чужого речевых центров в их автономности и взаимодействии» [Максимова 12]. К тому же, для художественного текста, не имеющего аудио оригинала, это единственно возможный путь.
Используя условные обозначения, предложенные Б. Г0 — нарратор модусная рамка , В0 — переданное высказывание, В1 — оригинальное высказывание. Поскольку «чужая» речь не всегда выделяется графически, Б. Если речь идет не о нарративе от первого лица, то вопрос перформативности — неперформативности снимается, так как традиционый нарратив 3-го лица предполагает в большинстве случаев прошедшее время вводящего высказывания, при котором глаголы теряют свою перформативность, ср.
Обещаю прийти и Обещал прийти. Даже если речь идет о грамматически идентичных временах, хронологически они могут принадлежать разным временным планам. В качестве примера приведем текст в НПР, где в прямую речь персонажа включена его же речь в настоящем историческом времени и время выделенных глаголов не совпадает с моментом произнесения высказывания персонажем: Passano due giorni e non chiama.
E invece chi chiama? Il commissariato di Sorrento. Non me lo possono dire per telefono. Ammaniti Non ho paura, pp. Таким образом, согласно пятому условию, Б. На наш взгляд, для выделения пятого критерия нет оснований, так как, согласно М. Бахтину, на работы которого опиралась итальянская исследовательница, всякое высказывание рассчитано 14 Перформативы — это «особый тип языковых выражений, которые по существу являются действиями» [Кронгауз 44], они могут быть представлены глаголами, значение которых эквивалентно действию, поступку.
Хотя в определенном контексте перформативный глагол может иметь перформативное употребление, если он стоит не в 1-м лице: Пассажиров просят пройти на посадку. Пассажиры приглашаются в салон. Кроме того, в случае с внутренней речью, изучением которой занимается психолингвистика и психология, вопрос о «необращенности» какого-либо речевого действия разрешается скорее в пользу диалогичности, чем монологичности.
Кучинский рассматривает внутреннюю речь как одну из составляющих психологии общения, как внутренний диалог, возникающий благодаря способности человека воспроизводить чужую речь в собственной, а также реагировать на свою речь как на чужую. В зависимости от способа передачи «чужой» речи прямого или косвенного Б. Мортара Гаравелли выделяет различное количество дискурсивных центров в высказывании.
Второе лицо косвенного местоимения — ti указывает на слушающего Г1, который, в свою очередь, совпадает с Г0, то есть слушающий совпадает с говорящим.
Обозначение слушающего через 2-е лицо в части II соотносится с 1-м лицом mi в части I. Подобное соотношение возможно благодаря тому, что местоимения mi и — ti кореферентны. Дейктик domani задает ориентацию речи на Г1. Мортара Гаравелли делит типы переданной речи на те, которые имеют один дискурсивный центр — это косвенные формы, и те, которые имеют два и более дискурсивных центра — это прямые формы.
Различие этих форм заключается в ориентации НПР на дискурсивный центр высказывания нарратора В0 , но только в плане системы личных и притяжательных местоимений и глагольных форм.
Все остальные элементы временные и локальные дейктики, указательные местоимения, восклицания, междометья и др. Свободная прямая речь имеет следующие характеристики: 1 персонаж говорит или думает от первого лица, 2 глаголы, относящиеся к протекающему моменту, стоят в настоящем времени, согласование времен с вводящим «чужую» речь высказыванием отсутствует, 3 не существует наблюдений и комментариев, внешних по отношению к мыслям или речи персонажа.
В некоторых случаях, однако, рассказчик может говорить о себе как о 3-м лице, семантически равноценном 1-му лицу: СПР Ero ancora rintronato dalle minacce che mi avevano fatto, ma ben deciso a non cedere.
В этом примере подлежащее questo vecchio кореферентно 1-му лицу, выраженному в глагольных формах ero, sogghignavo , в безударном местоимении mi и в ударной форме io. В НПР этот пример выглядел бы так: Questo vecchio non sarebbe crollato, ne stessero pur sicuri potevano esserne sicuri ; ne aveva viste troppe per avere ancora paura di morire.
В НПР отсутствует 2-е лицо, изменение временного плана зависит от ориентации на дискурсивный центр высказывания В0, имперфект указывает на одновременность действий. Разграничивая лингвистические и литературоведческие понятия способов и форм передачи «чужой» речи, Б.
Мортара Гаравелли отмечает, что свободная прямая речь встречается во внутреннем монологе, а НПР в нарративном монологе термин narrated monologue был введен американским лингвистом Доррит Кох в , где речь персонажа представлена не 1-м, но 3-м лицом [Garavelli ]. Необходимость этого разграничения очевидна, но в нашей работе внутренний и нарративный монолог рассматриваются как явления одного порядка: под внутренним монологом мы понимаем как мысли персонажа, переданные от 1-го лица, так и от 3-го лица.
По нашим наблюдениям НПР — это синтаксическая конструкция, которая может использоваться во внутреннем монологе персонажа наряду с другими синтаксическими формами передачи «чужой» речи. В этом случае дейктики указательные местоимения и наречия времени и места соотносятся с точкой зрения говорящего Г1 questa strada , а местоимения и личные глагольные формы с говорящим Г0 egli era, era la sua vita.
Если бы высказывание В1 полностью зависело бы от В0, то чужая речь выглядела бы так: «quella strada piovosa era la sua vita stessa». E che partito!
Teresa: Pitrinu Cinquemani, nientemeno! Pirandello Dal naso al cielo цит. Если речь нарратора стилистически не отличается от речи персонажей, этот признак не учитывается. Вполне справедливо замечание Б. Мортары Гаравелли о том, что довольно часто не удается определить, какому говорящему Г0 или Г1 принадлежит высказывание, граница между косвенной и несобственно-прямой речью бывает размыта. Non avrebbe saputo muoversi un passo! Pirandello Il viaggio цит.
Manzoni I promessi sposi, цит. В примере а временной план высказывания В1 ориентирован на дискурсивный центр говорящего Г1, в примере b — на Г0, но 3-е лицо глагола, обозначающее субъект высказывания, и в a , и в b ориентировано на Г0. Questo bujo. Pirandello Berecche e la guerra, цит. Таким образом, особенностью концепции Б. Мортары Гаравелли, в отличие от предшествующих Spitzer , , ; Lugli ; Vita ; Herczeg ; Pasolini ; Cane , является определение НПР как синтаксической конструкции, объединяющей в себе несколько дискурсивных центров.
Основной дифференциальный признак НПР - изменение системы личных местоименных и глагольных форм по типу косвенной речи. Важным является вывод исследовательницы о том, что зависимость временного плана «чужой» речи от дискурсивного центра высказывания нарратора не является релевантным признаком НПР, так как в некоторых случаях время вводимого высказывания не подчиняется временному плану нарратива.
Когда перед нами нарратив в прошедшем времени, то дейктики зависят от говорящего Г0, поэтому можно утверждать, что и эти показатели являются характерной особенностью НПР. При нарративе в настоящем времени ответ на вопрос о принадлежности дейктиков говорящему Г1 или Г0 неоднозначен. Мортары Гаравелли также является то, что она предлагает различать понятия НПР и несобственно-прямого стиля НПС , отмечая недостаток последнего: «более широкий термин «НПС» вбирает в себя практически все существующие смежные понятия» [Garavelli 20].
Мы разделяем ее точку зрения и настаиваем на том, что термин несобственно-прямой стиль следует использовать в литературоведении, а несобственно-прямая речь - в лингвистике.
Прагматическая направленность исследования Б. Мортары Гаравелли позволяет рассматривать полифоничность НПР как один из способов передачи диалогических отношений нарратора и персонажей в тексте.
Многоголосие в рамках одного синтаксического целого возникает благодаря тому, что в тексте различаются несколько говорящих субъектов — каждый со своей идеологической позицией, со своим языком, восприятием и фоновыми знаниями. Однако подобный подход слишком широк для применения его в настоящем исследовании, посвященном синтаксической структуре НПР и ее взаимодействию с окружающим контекстом.
Crostini — хлебные палочки Focaccia — лепешка с добавлением трав, оливок, специй. Pizza aglio e olio — пицца с горячим оливковым маслом pomodoro — помидоры Pizza alla marinara — пицца с помидорами, чесноком, оливковым маслом и орегано Pizza con le cozze — пицца с мидиями, чесноком, оливковым маслом и петрушкой Pizza alle vongole — пицца с моллюсками, помидорами, чесноком, оливковым маслом, петрушкой и орегано Pizza Margherita — пицца с помидорами, моцареллой и посыпается пармезаном, оливковым маслом и базиликом.
Pizza Regina — пицца с помидорами, моцареллой, шампиньонами, ветчиной, орегано Pizza capricciosa — пицца Каприччоза, с помидорами, моцареллой, грибами, артишоками, зелёными и чёрными оливками Pizza ai quattro formaggi — пицца Четыре сыра Pizza ai funghi e salsicce — пицца Фунги, с моцареллой, грибами, сосисками, с помидорами или без Pizza Diabola — пицца Дьябола, с салями и острым калабрийским перцем Pizza al tonno — пицца с тунцом Pizza ai frutti di mare — пицца с морепродуктами Sicilian pizza — пицца Сицилийская пицца, квадратная, с анчоусами.
Patate — картофель Patate e porcini — картошка с грибами Cavolafiori — цветная капуcта Riso — рис risotto alla milanese — ризотто по-милански приправленный шафраном risotto alla marinara — ризотто "по-флотски" с моллюсками и другими дарами моря risotto alla milanese — рис с луком и шафраном.
Verdura alla griglia — овощи приготовленные на гриле Asparagi — спаржа. Spaghetti alla carbonara — паста Карбонара Lasagne vegetariana — лазанья с овощным соусом. Raviolli con sugo — равиолли с соусом Tortellini in brodo — маленькие пельмешки в бульоне.
Gelato — мороженое gelato semifreddo — мягкое мороженое torta gelato — торт-мороженое gelato alla fragola — клубничное мороженое gelato alla vaniglia — ванильное мороженое gelato di cioccolato — шоколадное мороженое. Bevande — напитки Vino bianco — белое вино Vino rosso — красное вино Birra — пиво Birra alla spina — разливное пиво Acqua naturale — натуральная вода без газа Acqua frizzante — газированная вода Succo — сок. Come — как? Как Вы себя чувствуете?
Bene — Отлично! Arrivederci — до свидания arrivederci a domani — до завтра arrivederci a presto — до скорого свидания arrivederci a stasera — до вечера. A presto — До скорого! Buona notte — Доброй ночи. Хорошего Рождества и счастливого нового года! Buon Natale! С рождеством! Сердечные поздравления Хорошего Рождества и Нового года. Веселого Рождества и всего наилучшего в наступающем Новом Году желает Вам!
Auguro a te e famiglia un Buon Natale e un Felice Anno nuovo. Я желаю тебе и твоей семье радостного праздника и всего наилучшего в наступающем Новом Году. Читайте продолжение копилки на итальянском «Дни недели».
Ti voglio bene — Я тебя люблю платонически Ti amo — Ты меня любишь? Ti voglio bene — Я тебя люблю Mi vuoi bene? Mi ami? Coniugale — супружеская любовь Extraconiugale — внебрачная любовь Ho perso la testa per te — Я потерял голову из-за тебя Mi rendi felice — Ты меня делаешь счастливым. Любовь - как война: легко начать и сложно закончить. A volte basta un attimo per scordare una vita, ma a volte non basta una vita per scordare un attimo.
Иногда достаточно мгновения, чтобы забыть целую жизнь, но иногда не хватит всей жизни, чтобы забыть одно мгновение. Friedrich Nietzsche Все, что сделано по любви, находится по ту сторону добра и зла. Se ogni volta che ti penso si accendesse una stella, allora sarebbe sempre giorno!! Если бы каждый раз, когда я думаю о тебе, зажигалась одна звезда, то от света всех зажженных звезд всегда был бы день! Ti amo da impazzire. Ты знаешь, почему? Потому, что я просто тебя люблю и потому, что ты мое сердце, и с каждым его ударом, моя любовь к тебе становиться сильнее ….
Слова не могут передать то, на что способна любовь, если это случилось с нами я говорю, что люблю тебя! Ogni battito del mio cuore sta a te, come ogni onda sta al mare…. Каждый удар моего сердца для тебя, как и каждая волна бьет для моря ….
Solo tu mi dai la forza di vivere, di amare, di sognare. Solo tu, mi aiuti ad essere felice, contenta, radiosa. Только ты даешь мне силы жить, любить, мечтать. Только ты, помогаешь мне, быть счастливым, радостным, сияющим. Я люблю тебя, потому что только ты, не зная этого, мой единственный смысл жизни. Corpo — тело corpo robusto — крепкое телосложение. Bocca — рот respirare con la bocca — дышать ртом.
